Бобо

И всюду наши флаги. И ты, сердце мое,— флажок: трепещешь. Янеспал, иуменя неподействовал кишечник. Аслан пришел еще затемно, трогал ненавистными, похожими на стручки кэроба пальцами, слушал: тахикардия, борборигмус максимус, учащенное сглатывание; впрочем, все это объясняется просто-напросто моим душевным состоянием, яздоров, совершенно здоров. Этот раб троакара все записал всвою мерзкую тетрадь; знаю, пишет он туда только ради того, чтобы вслучае неудачи заранее заготовить себе оправдания. Вот он вышагивает слева от меня, надменный стручок,— вбелом костюме икрасном пальто, только фески ему, дураку, нехватает,— ияотлично знаю, что лежит унего, подлеца, всаквояже, среди таблеток инастоек. Недождется, нет, недождется, яздоров, совершенно здоров идумать оего поганом саквояже вовсе ненамерен. Отец мой уже лежал, помню, влежку, иболи унего впаху были такие, что хоботом разбил он мраморную мозаику на полу султанского слоновника, авсе же он ни разу недал подлецу Аслану ксебе приблизиться; ах, железного, железного склада были мои отец иматушка, ибоевые раны их всю жизнь были мне, балованной султанской игрушке, непреходящим укором,— но теперь!..