Тени, которые проходят

История — многовариантна. Всегда можно представить себе, что было бы, если бы Николай II не отрёкся, или не расстрелял бы рабочую демонстрацию в центре столицы в январе 1905 года. Вариантов будет несколько, ибо от каждого состоявшегося или не состоявшегося события отходит не одна возможность, а сразу несколько. В то же время история — однолинейна. То, что случилось, уже случилось, случившееся бесповоротно и необратимо. Собственно говоря, сочетание многовариантности и необратимости, многолинейности и однонаправленности, и делает историю такой интересной. В этом последнем случае интереснее всего те, кто проиграл в истории, но выжил. Василий Витальевич Шульгин и был таким проигравшим, но выжившим. Депутат всех четырёх, дореволюционных Дум, русский националист, во время антисемитского дела Бейлиса, выступивший на стороне ложно обвинённого еврея; участник белогвардейского движения, эмигрант, советский заключённый, амнистированный Хрущёвым; пенсионер, тихо живший в городе Владимире, снявшийся в двух советских фильмах, «Перед судом истории» и «Операция «Трест», в которых он сыграл самого себя, Шульгин на склоне лет вспоминал всю свою жизнь, а Ростислав Красюков старательно эти воспоминания записывал. Всякий, кто читал мемуары Шульгина, согласится, что Ростиславу Красюкову удалось сохранить шульгинскую интонацию. Она — узнаваема. Узнаваем и он сам, проигравший политик, который вовсе не верит в то, что проиграл навсегда. Прощённый Советской властью, снимающийся в пропагандистских фильмах, он уверен в том, что умнее своих победителей, которые не мытьём, так катаньем, будут выполнять, да и уже выполняют, великодержавную, националистическую политику. Во всём том, что наговаривал Шульгин Красюкову, есть вот именно эта яркая, пугающая, а может и обнадёживающая черта. Ничто никогда до конца не потеряно ни в политике, ни в истории. Никого нельзя считать окончательно и бесповоротно проигравшим.